Раскаяние
Раскаяние — осознание вредоносности собственных грехов, деятельный отказ от них.
Описание[править]
Человек несовершенен и по этой причине склонен активно скурвляться, совершать грехи, что обычно очень на нём плохо сказывается — происходят разные беды, совершаемое зло приводит к большим проблемам. В зависимости об обстоятельств человек может и понять, что идёт по мощной дороге в ад, а может и до последнего момента полагать, что во всём прав. Хотя обычно отрезвление наступает ближе к концу мирской жизни, когда человек понимает, что всё материальное готовится гавкнуться и скоро его будут судить совсем иным судом.
Раскаяние является деятельным осознанием того, что собственные дела были злом и вели во зло. После этого он осознанно воздерживается от совершения подобных поступков и становится благородным человеком. Затем закрепляется во время исповеди, когда благие намерения человека официально регистрируются и признаются.
Но часто встречается и ложное раскаяние, когда только на словах происходит признание грехов, но в реальности человек это делает чисто из-за страха перед неким наказанием, а сам продолжает себя считать правым. Здесь понятно, что рано или поздно состоится повторное долбление в тех же самых грехах. Особо подлые и мелочные люди практикуют такое, как согрешить и покаяться — когда они считают, что раскаяние заключается в выплате «пошлины», и можно грешить и потом просто компенсировать грехи материально.
Примеры[править]
Беседовал я как-то с одним убийцей. Он был в банде, которая орудовала, кстати, где-то в дальних краях. Убивали семьями, чтобы не оставлять свидетелей. Приговорили его к вышке. Спасло только то, что процесс затянулся. А тут Ельцин протянул мораторий на смертную казнь. И заменили на 20 лет или около того, сейчас уже не помню точный срок.
И он рассказывал, что сначала обрадовался. Все-таки еще 20 лет жизни. А через два года начал писать во все инстанции, что мораторий незаконен, что он получил приговор еще до моратория и потому его должны расстрелять. Когда понял бесплодность попыток, требовал смягчить режим, потому что на особом невозможно покончить с собой. В итоге отчаялся, ударился в религию и, когда освободился, занялся перевоспитанием преступников, рассказывая им о своей загубленной жизни.
