Мистер Уайльд
Мистер Уайльд — персонаж рассказа Роберта Чамберса «Восстановитель репутаций».
Занятие[править]
Уайльд зарабатывает на жизнь, восстанавливая репутацию после того, как она была запятнана. Он утверждает, что является затейщиком обширного заговора и наладил связи с десятком тысяч человек, у которых покупает сведения, а затем шантажирует влиятельных людей информацией, угрожающей их репутации. Он также способен с удивительной легкостью находить потерянные предметы, например, когда он нашел давно потерянный предмет доспехов для оружейника Хоуберка. Он также, кажется, знает секреты о людях, такие как вероятная настоящая личность Хоуберка.
Описание[править]
У него желтоватое лицо, плоская и заостренная голова и нет ушей, вместо них он носит розовые искусственные уши из воска. У него также отсутствуют пальцы на левой руке, и он всего лишь размером с десятилетнего ребенка (хотя с очень хорошо развитыми мышцами). На его лице часто видны царапины от кошачьих когтей.
Он был в сумасшедшем доме до событий этой истории, хотя Хилдред Кастейн уверен, что он такой же нормальный, как и он. У него есть домашняя кошка, которую он дразнит и которая часто царапает его.
Смерть[править]
Заканчивая рассказ, Чемберс оставляет некоторую неясность относительно того, убил ли Уайльда разъярённый кот, или же это сделал обезумевший Венс, а может и сам Кастейн, который, как сообщается в приписке к рассказу, скончался в больнице для душевнобольных преступников[1]. Тем самым Чемберс подчёркивает использованный им литературный приём «ненадёжного рассказчика», который в определённой мере можно заметить и в остальных произведениях сборника[2]. Размывая при помощи него грань между реальностью и безумием — происходящим в действительности и фантастическими видениями, порождёнными болезненным сознанием, — Чемберс позволяет читателю ощутить то тяготящее персонажей состояние, что возникает после прочтения ими проклятой пьесы. Именно благодаря этому приёму все изложенные от лица Кастейна события, в том числе исторические, представляются нереальными, искажёнными его сумасшествием и одержимостью, а также внушениями Мистера Уайльда, специально написавшего рукопись об «Имперской Династии Америки» для манипуляций им ради каких-то своих целей. Но возможно, что даже Уайльд является всего лишь галлюцинацией, отражающей искалеченный разум Кастейна — слабого, ничтожного и отверженного, затаившего обиду на считавшего его сумасшедшим доктора Арчера, завидующего успеху брата Луиса, испытывающего безответные чувства к Констанс, и нашедшего в образе «Восстановителя репутаций» надежду на восстановление своей собственной репутации, в то время как в рукописи об «Имперской Династии Америки» воплотились его болезненная самооценка и утраченные надежды. Сам же Уайльд в действительности мёртв задолго до финальной сцены, а его мёртвым телом питаются бродячие коты, как это предположил Грант Келлермайер в цикле своих статей к антологии «Король в Жёлтом и другие ужасы: Лучшие странные истории и рассказы о привидениях Роберта У. Чемберса» (The King in Yellow and Other Horrors: The Best Weird Fiction & Ghost Stories of Robert W. Chambers) 2016 года, где также отметил, что в истории Кастейна ни в чём нельзя быть уверенным наверняка:
«Этот мир перевёрнут с ног на голову, в нём время и логика бессильны, статус и власть бессмысленны, а все амбиции, надежды и любовь обречены на забвение.»
Как полагают многие исследователи, в имени вероятного автора пьесы Мистера Уайльда (Mr. Wilde) Чемберс мог оставить вполне конкретный намёк на своего современника, печально известного эстета, писателя и поэта Оскара Уайльда (Oscar Wilde). Так, во время своих поездок в Париж, в числе других французских литераторов Уайльд познакомился со Швобом, тот занимался переводами его сочинений на французский, и именно ему «в знак дружбы и восхищения» в 1894-ом Уайльд посвятил мистическую поэму «Сфинкс» (The Sphinx), как ответ на посвящённого ему самому «Короля в золотой маске».
Рукописный текст на приведённом титульном листе гласит — «Оскару Уайльду, принцу в великолепной маске» — что выглядит как издёвка, поскольку, согласно книге Пьера Шампьона «Марсель Швоб и его время» (Marcel Schwob et son temps) 1927 года, в записи от 23 января 1892-го своего дневника Швоб описал Уайльда как высокого, с большим одутловатым лицом, нездоровым румянцем на лишённых растительности щеках, ироничным, а может и в наркотическом отупении из-за злоупотребления абсентом и египетскими сигаретами с опиумом, взглядом под надменно изогнутыми бровями, чувственным ртом с пухлыми губами и типично английскими плохими зубами. Этот гротескный образ Уайльда, словно портрет Дориана Грея, отражает ту порочную натуру, что скрывалась за «великолепной маской» эстета и талантливого поэта. В самом же описании этих карикатурных черт, сделанном Швобом с дружеской язвительностью, имевшей место в отношениях двух писателей, можно заметить некоторое сходство с тем, как Кастейн описывал в «Восстановителе репутаций» необычную внешность Мистера Уайльда, словно чудаковатого и уродливого, но вместе с тем мудрого и влиятельного шута.
Безумцем, в некотором смысле, современники считали и самого Оскара Уайльда, причин тому было несколько. Так, вдохновлённый сочинениями Гюисманса, Флобера, Малларме и Метерлинка, а также картинами Гюстава Моро, в 1891 году Уайльд написал на французском языке пьесу «Саломея» (Salomé), с вычиткой и редактурой которой ему помогал Швоб. Переведённая в 1894 году на английский и изданная в Лондоне с эротизированными иллюстрациями Обри Бёрдсли, пьеса вызвала настоящий скандал, а также запрет на её постановку в театре. Схожая неприязнь преследовала и пьесу «Король в Жёлтом»:
«Когда французское правительство изъяло копии перевода, которые только что прибыли в Париж, то Лондон, конечно же, захотел прочесть их. Хорошо известно, что книга распространялась, словно заразная болезнь, от города к городу, с континента на континент, запрещалась здесь, конфисковывалась там, осуждалась прессой и с кафедр, подвергалась цензуре даже самыми прогрессивными литературными анархистами. Никакие определённые правила не были нарушены на этих нечестивых страницах, не провозглашалась ни одна доктрина, не попирались никакие убеждения. Книгу нельзя было осудить ни по какому известному закону, и, хотя, было признано, что высшая степень искусства отразилась в 'Короле в Жёлтом', все чувствовали, что человеческая природа не в состоянии вынести напряжения и буйства слов, в которых скрывалась сущность чистейшего яда.»
Причиной же запрета «Саломеи» Уайльда послужило, прежде всего, использование в пьесе пресловутых библейских сюжетов и персонажей, что в европейском обществе конца XIX столетия, с его религиозными предубеждениями, было недопустимо. Однако образы, мотивы и символы пьесы куда глубже библейских. Так, исследователь творчества Уайльда Питер Раби, в своей книге «Как важно быть серьёзным и другие пьесы» (The Importance of Being Earnest and Other Plays) 2008 года, обращает внимание на то, какое значение писатель придавал образу луны. Уайльд не только сделал её символом происходящих перемен — когда фаза белой луны сопровождает эпизод встречи Саломеи и Иоанна, фаза красной луны эпизод его гибели и танца Саломеи, а фаза затмения, когда чёрное облако закрывает луну, финальную сцену поцелуя Саломеи с головой, — но и фактически действующим лицом пьесы, истинным пророком, предрекающим трагические события.
Примечания[править]
- ↑ Хотя Чемберс и оставил множество намёков на вину кота, например во фразе — «Проклятый кот, — сказал он, перестав стонать и обратив ко мне свои светлые глаза, — он напал на меня, пока я спал. Когда-нибудь он убьёт меня.» — он также указывал и на другие возможные причины гибели Уайльда, например, когда Кастейн предупреждает, что один из агентов может не выдержать давления и шантажа, и попытаться убить его.
- ↑ На его использование Чемберс намекает ещё в эпиграфе к рассказу, отрывок для которого был взят из книги Адольфа д’Гудето «Десять шипов одного цветка» (Dix épines pour une fleur) 1853 года: «Не смейтесь над сумасшедшими, их безумие длится дольше нашего… Вот и вся разница.»
